[verdrehung]

Вспомнила, пока читала ПЧ... И не пойму, как относиться к тому, что было. Хотя, что говорить, я все-таки благодарна. И благодарность моя - сладкая мазохистская боль, приправленная черным перцем яда.*

Я выбрала себе мужчину.
Смешно? Смешно. Мне - смешно.

Даже не помню сколько мне было лет, когда мы познакомились. Может, двенадцать... Может, меньше.
Я на него смотрела, наверное, как на Бога. Как на что-то недостижимое. Для двенадцати лет, разница в семь лет значительна. Не было никаких чаяний, никаких помыслов. Было только впитывание, каждого мгновения, что рядом были проведены.
Он меня заметил, когда мне было пятнадцать. На мамином дне рождения.
А через год мы пошли все вместе на соборование. Это и стало - началом.

Потом в моей жизни случился выпускной, олимпиады, экзамены такие, экзамены сякие, поступление в ВУЗ, переезд к маме. Но все же правильнее будет сказать, в моей жизни случился он, все остальное было лишь фоном.

Он стал главным человеком в жизни. Самым интересным. Самым, кому хотелось дарить нежность, свет, все что угодно, все, что могу.
Я только никак не могла понять, а хочет ли он все это.


Так много эмоций, такой надрыв. Каждый день.
От встречи до встречи. Каждое слово запечатлевалось в голове и сердце. Предельное напряжение.

Я хотела дорасти до него. Я хотела хоть чуточку приблизиться к нему.
И боялась.
Что неинтересна ему буду, пока не дотянусь до него.
Что осмеёт с высоты своего полета.

Мне казалось, что мои земные страдания ничто по сравнению с его высокими целями.

Я доказывала себе каждое мгновение, что я могу, что я выдержу, что я достойна его.

Я занималась собой, как могла, как умела. Я каждый день делала упражнения, это было жизненно необходимо - я хотела доказать себе, что я могу творить свое тело. Успокаивалась только тогда, когда тело переставало слушаться. Мышцы деревенели.
Я каждый день молилась. Утром и вечером. Как положено, с земными поклонами. Через немогу - просила. Каждый день. По часу.
Каждый день обливалась холодной водой.
Каждый день представляла, как бьют меня плетьми.

Я заставляла себя заниматься уроками, потому что было "надо" и потому что невозможно было не думать о нем.
Все, что переливало через мой край, я записывала. Оттуда мой дневник вырос. Из невозможности не выразить, а выразить куда-либо, кроме как туда, где никто не увидит и не услышит, было страшно. Все время ощущала себя маленькой девочкой, над которой будут смеяться, если узнают.

Его впитывала, тоже через не могу, через колоссальное напряжение. Я боялась выйти из комнаты, если он в ней находился, боялась пропустить что-то важное.
Каждое слово его мне казалось многозначительным. Я старалась понять смысл сказанного и сделанного. Мне казалось, что я не смогу понять, так как он умнее, но хотела приблизиться к пониманию.

А потом я начала сгорать. Я начала внутри себя его обвинять. Ругала себя за это, переставала обвинять, находила ниточку надежды, ниточка рвалась, и я снова начинала его обвинять.

Красивый рак
Боится сделать первый шаг;
А почему?
Да потому,
Что трус,
Как груз,
Висящий на спине.

А почему? Да потому,
Что больно мне,
Висеть в томящей пустоте.

Висит картина на стене,
На что она ему,
А мне?

С тех пор я не люблю, когда мне говорят, что я - прекрасна. Уже не так нетерпима к такому проявлению, но все-равно не люблю. Особенно, если просто "прекрасна". Без потому-что, без конкретики. С тех пор предпочитаю быть недооцененной, чем переоцененной.

Сейчас перечитываю дневник и думаю: "упертость моя меня сгубила - все видела, все понимала, но не хотела верить, что может быть все так очевидно". Вот оно - усложнение ненужное своей жизни. А, может, нужное? Не было бы этого опыта, кто знает, какая была бы я? И, как не сомневаться, если сомневаешься?

Читаю дальше, вникаю, и думаю "ни фига не очевидно". Ужас ужасный. Нет и не было в моей жизни человека, рядом с которым возникают такие разнонаправленные эмоции. И уж куда там до спокойствия.
Нет никакой однозначности. Есть решение. Жаль только, что я в этом решении сомневаюсь находясь рядом с ним. Надоело.

Я его много раз вычеркивала. Каждый раз думая, что это уже "все, конец". И каждый раз прокалывалась.
Он был мне противен. Я от него отказывалась, и все-равно он оставался внутри.

Я обвиняю себя, но его, в том, что со мной происходило. И я очень хочу верить, что это лишь отражение его во мне вызывает внутри ту какафонию эмоций, приятий и отторжений, но не он сам.

Не повезло ему, что стал он первым. Таким, первым, и единственным в своем роде. И слава Богу, что подобного со мной больше не было. И слава Богу, что ничего не вышло, - я бы уже, мне кажется, умерла.

Это было соперничеством. Как ни ужасно это звучит, для меня самой. Было и остается.
И каждый из нас, глубоко скрывает внутри себя это соперничество. И есть понимание, что соперниками мы быть не можем по определению - задачи разные. И все-равно соперничаем.
Может быть, если бы приняли друг друга, не умом, и даже не сердцем, а еще глубже, может быть тогда...

Но это уже размышления о том, чего не может быть, и чего нельзя допустить.

Последний раз я его вычеркнула, когда по прошествии нескольких часов после, я поняла, что то, что было, уже "было". И было это - не так, как хотелось. И ему на все наплевать. И я ему не нужна. И осталась, как и была - одна. И что та, что одна - дура тройная, потому что сказками живет (в свои, аж целых, двадцать лет, гг)*.

И мне стало, вроде как и легче. Я убедила себя в том, что мне было нужно добиться физической близости, чтобы доказать себе, что хотя бы хотеть он меня может.
Еще раз убедилась, что дура.
И вычеркнула.
А вместе с ним вычеркнула и себя. И из себя.

Во время единственного раза секса с ним, из меня пошла кровь, чего я даже не заметила. И не сразу поняла, что имелось ввиду под "я, как вождь краснокожих". И только потом ужаснулась от вида простыни.
Думала месячные так "вовремя", ан нет. После, ничего и не было. Как будто открыли кран только на время секса.

А уж недели через две, когда все стало очевидно и понятно. Когда вычеркнула, тогда и пошло. Вплоть до больницы.
И ощущение это... До сих пор помню, а иногда и бывает. Как образ перед глазами, картинка на ощущения: соскабливается все, что есть внутри, с эластичных стенок, вместе с живым слоем... Другой образ: чтобы счистить ржавчину, надо зачищать до металла. До чистого металла.

Было ли мне себя жалко? Было. До ненависти к себе и за то, что натворить успела, и за жалость в том числе.
Было ли это действием моей головы? Было ли это самонаказанием? Или это просто совпало и болезнь тела нелогично связывать с душевными переживаниями.
Я считаю, что это было и остается самонаказанием. При чем именно "само" и никак иначе.
___________________
* - прим. автора